По росчерку рассвета узнаю окна провал, незнающий огранки. Бумажные кораблики крою, зализывая почерком тетрадки. И перед зеркалом туманным, но сухим волос чужих разбрызгиваю чёлку… Мой тонкий мир, отторгнутый другим, апокрифом сползает с книжной полки.
Мусоровоз скрежещет по двору. Нафанаил, вскочивший на подножку машины, машет мне рукой. Беру и хлопаю ладошками обложки.
<<< предыдущая страница
следующая страница >>>
Книги удивительно похожи на письма, запечатанные в бутылку и брошенные за борт корабля. И тут важен не столько художественный уровень отправителя, сколь беспокойство нашедшего послание. Что там? Призыв о помощи? Скучное изложение действительности? Карта сокровищ? Филологически книга интересна только тогда, когда имеет смысл. То, что литературным процессом завладели филологи, подчинив его прекрасной науке языкознание ― привело к парадоксальному результату: хорошей литературы много, а читать нечего. В советское время филология, в силу своей концептуальной сущности, противостояло серой безграмотности и ленивому партийному руководству. Да и на писателя оказывалось давление с точки зрения самоидентификации. Поэтому вопреки всем препонам, в литературе появлялись личности, которые были интересны сами по себе. Я не против филологии, я за «честные выборы». Литературу делает яркая и полноценная критика, глубоко погружённая не только в языковые и фантазийные проблемы. Обраща
...
читать дальше »
С утра уходит тёплой гостьей, слегка подкрашивая губы, на плечи с непонятной злостью, набрасывая полушубок. Мы с ним на вечную прогулку крадёмся сирыми дворами… и как в подъездной клетке гулко стучит сердечко каблуками. Оно хватает нас споличным ― наш пятый угол озаренья. Ну что, приятель, всё отлично? Сегодня всё без настроенья. <<< предыдущая страница
следующая страница >>>
Почему я не пойду на выборы 4 марта? Потому что я люблю людей. Я смотрю на них, как художник. И с этой точки зрения все люди представляются со смыслом. Сквозь каждого проглядывает сущее. Как они двигаются, как смотрят друг на друга, как любят и ненавидят, как болеют и выздоравливают. Их внутренняя энергия настолько выразительна, что нравятся они самим фактом существования ― неиссякаемой пиктографией вдохновения и творчества. А что ты будешь делать, когда они придут тебя убивать? ― спросит скептик. Ничего особенного сделать не смогу. Поверьте мне на слово. Пистолета под подушкой не держу. Фанатской биты в прихожей не стоит. Да и телом я больше похож на художника, чем на качка. Поведу себя сообразно ситуации. И, скорее всего, струшу, пойду на поводу собственных инстинктов. Но жить под брандмауэром я не могу. Воевать за справедливость мог
...
читать дальше »
«О, как вы, душечка, нелепы ― Захар Прилепин». Признаюсь, я думал совсем о другом… о чём-то возвышенном, о счастливых случайностях, о хронологической последовательности всего движущегося во времени и пространстве… обо всём, что так настойчиво щекочет разум в московском метро, заглушая ксенофобии ионических страдальцев. И тут этот всхлип уткнувшейся в лицо книги. Затем показалось и само лицо ― очаровательной пассажирки, не лишённой в интеллекте пятого пункта. Её лёгкие кудри, как бицепсы красоты обрамляли мои фантазии о спасении мира. За одно это я должен быть благодарен Прилепину, что он дал возможность им ― кто не любит, или даже ненавидит творчество Прилепина ― выплеснуть свои эмоции в эротическом смысле. Как-то на днях вышел ко мне из телевизора Захар Прилепин (ну, не будем говорить, что это вселенское зло ― я имею в виду телевизор, конечно) и как-то мощно так сказал, что понял случайный свидетель про себя ― никакой я не писатель, и даже не писотроник, и не писохроник, а так
...
читать дальше »
То, как в советское время подавали Вознесенского, было его вечной молодостью. Подавали вечно зелёной приправой к чему-то более стоящему, трансцендентному, как решения XXV съезда КПСС, которые были плоть от плоти… ну, и т.д.. Так вот, мне захотелось, вдруг вспомнилось или я догадываюсь, что время протупило поэта колоссального масштаба и одухотворённости. «Юнона и Авось», «Миллионы алых роз», «Стихи не пишутся ― случаются…» ― далеко не вершина, и уж тем более не основа его творчества. Мне трудно, как художнику, рассказать вам, насколько серьёзен поэт Вознесенский. Мне проще это показать…
Кто свидетельствует мне, обращаясь к тишине?
Он родил меня из мамы, букваря, семейной драмы… я стою один в окне, словно камешек на дне.
Вдоль по улице за бровкой фонарей скользит верёвка. Только в профиль и анфас он снаружи видит нас.
Видит улицы просветы, небо в форме силуэта. Он встречает нас извне — по глазам знакомый мне.
От рожденья к долгой смерти… время — догма, время — вертел… измеряя часом час, изживая тело в нас.
Только я умру, о чудо! — всех оставила простуда, не болеют больше гриппом, не спешат отметить хрипом горло красное. Вчерне кто свидетельствует мне?
Я умру, настанет утро... Нить, плетёная как Сутра, в чьей невидимой руке через образ налегке провела меня по жизни неустроенной отчизны, изн
...
читать дальше »
Мама имела все основания любить запах резинового клея. Она использовала его при работе с графикой. Сегодня, рассматривая её художества, мне всё ещё мерещится аромат задумчивых студий. Токсикомания? Чушь. Обострённое восприятие всего дышащего, летящего — что способно раздразнить художника. Гамлет или Пьеро, окружённые атмосферой, ничем не обозначенной в рисунке, ни единым штрихом… на огрызке проклеенной кальки прямо на кухонном столе рядом с недоеденной котлетой и алой ранкой соуса. «В рисунках Станиславской, — писал некто критик в городской газете «Образ культуры», — есть нечто движущее её героями, колышущее их одежды, причёски, что проявляется оттенками с выражением лиц, теме и прочее, прочее… Мы не видим этого — того, что художник изобразил в пробелах. Но он оставил место, где воссоздаётся само явление творческого». Под пеленами иных впечатлений искусство простирается во все стороны вчувствования, сопряжённости не только с высшими, но и с низшими сферами бытия. Более гр
...
читать дальше »
Вы не будете сердиться, если завтра я пройду мимо вашего дома? Если загляну в глаза его окон и не стану при этом выстраивать логическую цепочку неких страданий и неких радостей, от которых защемит сердце, защекочет в ушах (перед тем, как заплакать у меня всегда чешутся уши). Даже о том, что он может быть вашим домом, я не смогу догадаться. А с вашей стороны (если глянете в окно, и есть нечто подобное мирозданию и само понятие «мироздание») я только прохожий. Поверьте, речь не о «здоровье», о котором упоминает Марина с благодарностью. Мол, «вы больны не мной». Этот интерес к вашему несуществованию появился у меня не от долгих пререканий с действительностью, а внезапно, по вдохновению… словно я влюбился в дух женщины, из которого происходят все женщины на свете. Как объяснить? Представьте себе то, чего не делали в этой жизни. Представьте дальние страны, в которых не бывали; отношения, которых не выстраивали; подлости, которых не совершали; болезни, которыми не болели; подви
...
читать дальше »
Если бы в 2008 году весь снег, накопившийся к началу февраля в столичном регионе растопить разом каким-нибудь весенним солнышком, то едва намочило бы и асфальт. Московские дворники всеми силами собирали его по сусекам, сметая чуть ли не с газонов. С песочной пылью в детском ведёрке, он обзывался как ведьмин порошок тоскливого свойства. Две чайные ложки на стакан и смотреть до самых колючих мурашек. Рецепт записали? Все лучшие зимние чувства оскорблены. Все образы морозных витражных сказок розданы на поругание библиотекам, где их выдавали за любовные романы. Все настроения сочтены, не согрев и не высушив ни одной озябшей варежки. Метель, королевна северных небес, ни разу не появилась в наших проулках, чтобы поиграть пространными обличиями с заскучавшими прохожими. Ни странников с верблюдом на голове, ни растрёпанного летящего плаща, сорванного с плеч ледяного волшебника и творящего монументальные чудеса. Я уже не говорю о таких стражах добропорядочной непогоды, как архангел Михаил или Д
...
читать дальше »
|