Путеводитель для путешествующих в прекрасном

и его окрестностях

В свои двенадцать юных лет я мечтал о некой книге, как иной мальчишка мечтает о полётах в космос или настоящем оружии. Следует уточнить, что это были 70-е годы, середина брежневской эпохи, с нарастающим гулом серости, безвременья. И моя мечта не была каким-то озарением, отличающим меня от других детей и их пионерских мечт. Она имела те же формы мечты самой по себе, приносящей удовольствие «здесь и сейчас», пока можешь мечтать. Я до сих пор предполагаю некое недоразумение с её именованием. Почему «книга»? Никакого особого культа литературщины в моей детской не было. Прослушал посредством советских пластинок пару сказок: Одоевского «Табакерка» и «Золотой ключик» Алексея Толстого. Вот и вся моя читательская репутация.

Например, приятель Вовка мастерил из подручных материалов муляжи пистолетов, ружей. С каждым разом они становились всё более изящными что ли, обрастали новыми подробностями. Например, гвоздём для крепления резинки, и можно было уже стрелять скрученной проволокой или жёваной бумагой. Потом он увлёкся сбором машинок ― была серия военной техники копеек за 15 штука.

Мне было рассказать о «книге» нечем. Предъявить, материализовать замысел посредством секретиков под стёклышками во дворе или экономии на школьных завтраках ― глупо для подобной мечты. Не в том смысле, что она лучше или хуже. Но её «язык» не был мне выдан по умолчанию, как в случае с космосом или оружием. Я и не говорю про бумагу. Написал пару стишков для мамы к 8 марта и нарисовал несколько рисунков, ужасающих своей непосредственностью. Тогда внутри стала образовываться пустота, словно из живота периодически выкачивали часть воздуха. И довольно быстро я подменил её, как мне кажется, мечтой стать милиционером.
 
История о себе самом не может быть правдивой. Нельзя перемежать с пятого на десятое. Ждать, когда их хаоса, вами представленного, покажется тот самый «я». Нужно складывать одно в другое. Продуманно, бережно выбирать краски для внутренней картинки, которую впоследствии можно дополнить, уточнить, оживить. Но внутренней картины нет. Внутри только механизм, что складывает процесс живости, достижения цели, понимания, напряжения, работает на результат. Это как раз тот случай, когда отсутствует определение «души». О чём предупреждала нас православная общественность начала 20 века. Мы отставили одну картину, нарисованную гениальным художником, на которой были изображены в окружении обычных, вполне земных вещей в сопровождении плотника, рыболова, сборщика податей. Мы отставили эту картину, взамен нарисовав нечто чёрного квадрата ― наблюдая, изучая, как работают краски. Мы узнали практически всё о молекулярном составе и психологии восприятия — о вещах замечательных. Мы стали профессионалами, но почему-то перестали быть теми, кем являемся на самом деле. И это странно. Это не поддаётся осмыслению — ни логическому, ни ассоциативному. У нас в руках отточенный механизм действия, но слова наши о преследуемых целях, о будущих победах, о мотивах и свершениях ― остаются только словами.

Первая моя специальность: слесарь контрольно измерительных приборов. В действительности было так: мне приносили всякий хлам, а я восстанавливал его до рабочего состояния. Радиоприёмники, телевизоры, аппаратура слежения, наблюдения… даже охранные турникеты. У меня не было образования, но у меня был прекрасный учитель, гений нюансов, подробностей ракетотехники. Затем служба в армии, которая научила меня профессии водителя. Затем сразу дворник при Литературном институте, в который я так и не поступил, но проработав года три, оказался меченым вольнодумцем: сторож, опять дворник и опять сторож. Всё это заняло начало и конец 80-х. Далее по списку: артист разговорного жанра, директор АЗС, преподаватель тантрического танца, продавец газет, курьер и прочее, прочее… Пока однажды, зайдя в редакцию Литературной газеты, не остался там заместителем Ответственного секретаря. Как? ― спросите вы. А я отвечу просто, как неподвластный никакой мистике человек, без затей ― судьба.
 
С другой стороны, должность Ответственного секретаря ― проклятая. На моём коротком веку (с 1993 по 1999) сменилось пять адептов. Притом что без малого год мне самому приходилось прикрывать эту кадровую брешь в роле «исполняющего обязанности». В мои обязанности входило дежурство по текущему номеру, регламент редакционного процесса, макет и припресс. Подписывал номер в типографии также зам. ответственного. Работа нервная, конфликтная, не без чувства юмора.
 
Главный редактор PR-агентства, директор редакционно-издательского центра, литературный редактор web-агентства, информационный дизайнер IT компании…

 

В русскоязычной традиции есть легенда о книге, которая написана «самой жизнью». Этот феномен присущ именно отечественному сознанию. И даже в целом, от Европы до Азии, от Америки до Австралии ― мы персонажи книжной цивилизации. Наши действия (образ и тело) во многом принадлежат Слову… словами мотивированы и словами описаны.
 
Свою книгу, как средневековый монах, я писал от руки. Делал для неё обложку… только что не бумагу. Делал бы и бумагу, но слишком всё необычно для 80-х, 90-х прошлого столетия. И я направился в сторону философии, обоснования, онтологии…
 
Мой прадед был печатником, мой дед был печатником, мой отец всю жизнь проработал в типографии и уже с пяти лет водил меня по цехам и позволял постоять у печатной машины. Моя мать была художником графиком и дипломированным шрифтовиком. Теперь прибавим к этому навыки литературного редактора, и как организатора редакционного процесса, и как контент-менеджера, администратора сайта, стрингера и… моя попытка рисовать, знание полиграфического и web-дизайна не понаслышке, умение верстать и немного программировать. Я представляю себе и могу собрать из ничего в нечто любой информационный или культурный объект. Я до сих пор пишу книгу… хотел уточнить «книгу своей мечты» ― но это не так, это не так.