Человек равен себе и чему угодно.
Это так модно.
И держится прямо, выгибаясь из чресл,
пока человек весел.
А когда человек не весел,
на нём появляется плесень.
Вместо шлёпанцев туфли, в кармане платочки…
вместо глаз фиолетовые кружочки.
Он радеет за правду, победу в сраженье…
Человек — равный воображенью.
В человеке похожем на страшную тучу
упревает надежда компостною кучей.
Уповает на радость хвалёного чуда.
Отчего человеку бывает так худо?
Потому что он равен себе и Другому —
то есть в будущем может быть только живому.
То есть в прошлом грехи искупившему жертвой,
в нём уже воскресающий, искренне мертвый.
Ничем удивлённо закончится всё…
напрасно, заведомо даром.
Все заняты были, пока колесо
во тьме стрекотало Сансарой.
Бил светом проектор в пространство панно
по замыслу в трёх измереньях.
В четвёртом как сон обрывалось кино
на чьих-то счастливых мгновеньях.
Всё кончено. Вышли за дверь, закурив.
Совсем неподвижные в этом.
По памяти тени бросало в курсив
плясать и расчерчивать светом.
Досадно по новой сюжеты плести…
ни дара, ни повода свыше.
Когда бы я мог вас от смерти спасти…
но слов таких больше не пишут.
Миллионы лотосов,
качающихся на одном стебле,
Разноцветные и экстатические миры
друг за другом
Взбираются к какому-то далёкому
невидимому прозрению.
Шри Ауробиндо
Не следил бы за временем Земли, живя на Земле. С миру по нитке — так, кажется, говорят о любви. Поднеси напиться и стану принцем, попросившим напиться. У нас во вселенной только взрослые не курят воздух. Не обижай мои мысли. Со стороны они кажутся странными. Ведь не думаешь ты, подставляя числа промеж двух неизвестных в уравнении школьном, что получишь данные о любви? А мои мысли все об этом. За букварём скрывается нечто, что с виду кажется словом. Расставляя буквы, обжигает слово как олово — оловянный солдатик, забытый в точке росы. Если ты ещё не заметила этой связи, я научу тебя из грязи в князи — так, кажется, говорят о любви… читаем далее >>>
Когда я был бы женщиной, то непременно оказался бы лесбиянкой. А так, я просто люблю женщин. Когда бы и ты полюбила мужчин за то, что они мужчины, то не отходила бы от них, и не бегала по магазинам в седьмом поколении любителей шопинга. Вот и душе всё равно: кто мы и кем нам хотелось казаться. читаем далее >>>
Столько прекрасных поэтов, не схоронивших своих мертвецов… Столько некрасивых женщин, счастливых в наши дни. Легко управлять собой: на красный — стой, на зелёный — иди. По цветному городу хорошие мысли о людях, проявивших сочувствие и поучаствовавших в жизни. Но столько музыки, раздражающей тучные нервы! Детские сыпки хаоса, оспины в каждом характере — вся аллергия ныне в бестселлерах. Мёртвых поэтов ровняют красные розы. Вместо того чтобы рифмовать, они ночами шевелят их лепестками. Красный — стой! На зелёный — прости! читаем далее >>>
Я разложил и разбил мысли на гранулы. Понятное дело, предварительно заморозив. Храню в холодильнике за караулом котлет по-фински и прочего снадобья оживления. Утром, взятыми на кончике ложечки, искушаю свой организм чаяньем воскресения. Мог бы сойтись на простой буддийской улыбке разбуженного, обойтись сыром и стаканом крепко заваренного чёрного чая. Но, дело не в том, что я не в поиске лёгких путей и не готов под рифму «розы – слёзы» сплясать гопака. Всегда пожалуйста нимфу на лимфу натянуть антитезой мотылька ярости, если б не хаоса происки, времени шалости. А так… от фабулы Шамбалы мои мысли не в воду канули. Было б чем декларировать гранулы метапреамбулы. читаем далее >>>
На границе утра, забравшись на влажный подоконник, рассиживаюсь у распахнутого окна. С левого бока сумрачное тепло комнаты. С правого — предрассветный ветерок гонит солнечный бриз. И такая приятная усталость, тяжесть во всём: в ветвях деревьев, наполненных влагой ночной тени, вдруг погасших фонарях, оказавшихся железобетонными изваяниями, в собственном теле. Не страшно посмотреть с десятого этажа вниз — с тяжестью такой не сдует, не опрокинет. Оттого ли она мне так приятна? Затылок. Прислонённый затылок к прохладной стенке. Память бродившей во мне бессонницы. Не просыхающего электрического света окно в памяти улицы — жёлтое пятнышко в чёрном зрачке ночи. В зрачке ваятеля Лапушкиной, в девичестве Александры (отчество не припомню) Нэнси. Её муж, собственно Лапушкин — наш славный градоначальник. Каждое утро мне приходится обозревать холсты этого в чём-то художественного семейного союза, составившего нашему городу определённо эпоху. Когда-то наш город находился ниж
...
читать дальше »
|
