Главная » Литературный Ежедневник » 2008 » Октябрь » 24 » 24 октября родился Венедикт Васильевич ЕРОФЕЕВ
13:53
24 октября родился Венедикт Васильевич ЕРОФЕЕВ
 
Венедикт Васильевич Ерофеев1938Венедикт Васильевич ЕРОФЕЕВ (— 11.05.1990), русский писатель, автор знаменитой поэмы в прозе «Москва-Петушки».
 
Праотец русского постмодернизма, алкогольный инок, эрудит пройдоха, абсурдист и смехотворец, философ и странник, христианин. Только одно определение никак не вяжется с Венедиктом Ерофеевым — это посредственность — нигде и никогда. Человек вольно жил и вольно писал — завидовать ему не приходится.
 
Родился в посёлке Чупа Кандалакшского района Мурманской области. Отец Василий Ерофеев — начальник железнодорожной станции Чупа, в 1939 был репрессирован. Отбывал срок в Архангельской области. Умер в Кировске. Мать Анна — домохозяйка.
 
Детские года Ерофеева большей частью прошли в детском доме г. Кировска Мурманской обл. Окончив школу с золотой медалью, в 1955 году без экзаменов поступил на русское отделение филологического факультета Московского университета. Отчисленный в феврале 1957 года за демонстративное непосещение занятий. Затем учился в Орехово-Зуевском, Коломенском и Владимирском педагогических институтах. Отовсюду отчислен.
 
Из автобиографии Венедикта Ерофеева…
«С марта 1967 г. работал в разных качествах и почти повсеместно: грузчиком продовольственного магазина (Коломна), подсобником каменщика на строительстве Черемушек (Москва), истопником-кочегаром (Владимир), дежурным отделения милиции (Орехово-Зуево), приёмщиком винной посуды (Москва), бурильщиком в геологической партии (Украина), стрелком военизированной охраны (Москва), библиотекарем (Брянск), коллектором в геофизической экспедиции (Заполярье), заведующим цементным складом на строительстве шоссе Москва-Пекин (Дзержинск Горьковской области) и многое другое».
 
Также попадал с белой горячкой в клинику Кащенко. После выписки жил на даче в Абрамцеве у академика Бориса Делоне. Был знаком от Ахмадулиной до Зиновьева. Неустроенность быта и мера, и пособник в творчестве. Был незаурядным эрудитом. В 17 лет написал «Записки психопата», в аллюзиях которого художественное слово предшествует религиозному опыту, что свойственно, как отмечают критики, всему творчеству Ерофеева. Связь с Библией и русской классикой расчерчивается словесной игрой во всех его произведениях. В 1969 годы написана прозаическая поэма «Москва — Петушки». Уже с начала 1970 года широко разошедшаяся в самиздате обрекла своего автора на мировую известность. Впервые опубликована в израильском альманахе «Ами» в 1973 году. В СССР впервые увидела свет в декабре 1988 — марте 1989 гг. в журнале «Трезвость и культура» (все матерные слова в публикации были заменены отточиями). Первое бесцензурная публикация на родине в альманахе «Весть» в 1989 году.
 
Им также написана пьеса «Вальпургиева ночь, или шаги командора», эссе «Василий Розанов глазами эксцентрика» (авторское название «Проза из журнала "Вече"»), а также неподдающаяся жанровой классификации «Благая Весть» и очерк-монтаж из цитат Владимира Ильича «Моя маленькая Лениниана». Пьеса «Диссиденты, или Фанни Каплан», действие которой происходит на пункте приёма стеклотары, осталась неоконченной. По словам Ерофеева, в 1972 году он написал роман «Шостакович», что, вероятнее всего, было мистификацией. Роман якобы украден вместе с двумя бутылками портвейна, лежащими в одной авоське.
 
В 1985 году принял крещение в Католической Церкви. Крестным отцом стал друг Ерофеева, филолог Владимир Муравьёв.
 
В последние годы жизни страдал неизлечимой болезнью — раком горла. Был прооперирован в НИИ онкологии. Получил официальный отказ в выдаче заграничного паспорта для выезда на лечения по причине многолетнего перерыва стажа в трудовой книжке. В конце жизни основным источником дохода Ерофеева была пенсия по инвалидности размером 28 рублей в месяц. Умер в Москве. Похоронен на Кунцевском кладбище.
 
После смерти писателя были частично изданы его записные книжки.
 
В 1992 году журнал «Театр» опубликовал письма Ерофеева к сестре Тамаре Гущиной.
 
В 2000 году вышел канонический состав творческого наследия Ерофеева.
 
« — Так что же ты, Веничка, что же ты все-таки купил? Нам страшно интересно!
— Да ведь я понимаю, что интересно. Сейчас, сейчас перечислю: во-первых, две бутылки кубанской по два шестьдесят две каждая, итого пять двадцать четыре. Дальше: две четвертинки российской, по рупь шестьдесят четыре, итого пять двадцать четыре плюс три двадцать восемь. Восемь рублей пятьдесят две копейки. И еще какое-то красное. Сейчас вспомню. Да — розовое крепкое за рупь тридцать семь…
— Какая четкость мышления! И это — все? И это — все, что тебе нужно, чтобы быть счастливым? И больше ничего?
— Ну как, то есть, — ничего? — говорю я, входя в вагон. — Было бы у меня побольше денег, я взял бы еще пива и пару портвейнов, но ведь…
Тут уж вы принимаетесь стонать.
— О-о-о, Веничка! О-о-о, примитив!..
Ну, конечно, все они считают меня дурным человеком. По утрам и с перепою я сам о себе такого же мнения. Но ведь нельзя же доверять мнению человека, который ещё не успел похмелиться! Зато по вечерам — какие во мне бездны! — если, конечно, хорошо набраться за день, — такие бездны во мне по вечерам!
Но — пусть. Пусть я дурной человек. Я вообще замечаю: если человеку по утрам бывает скверно, а вечером он полон замыслов, и грез, и усилий — он очень дурной, этот человек. Утром плохо, вечером хорошо — верный признак дурного человека. Вот уж если наоборот — если по утрам человек бодрится и весь в надеждах, а к вечеру его одолевает изнеможение — это уж точно человек дрянь, деляга и посредственность. Гадок мне этот человек. Не знаю, как вам, а мне гадок.
Конечно, бывают и такие, кому одинаково любо и утром, и вечером, и восходу они рады, и закату тоже рады — так это уж просто мерзавцы, о них и говорить-то противно. Ну уж, а если кому одинаково скверно и утром, и вечером — тут уж я не знаю, что и сказать, это ж конченый подонок и м…звон. Потому что магазины у нас работают до девяти, а Елисеевский — тот даже до одиннадцати, и если ты не подонок, ты всегда сумеешь к вечеру подняться до чего-нибудь, до какой-нибудь пустяшной бездны…»
                                                                   («Москва — Петушки»)
 
Цитаты
С мира по нитке — голому петля.
Если уж гнаться, то не меньше, как за двумя зайцами.
Христа как следует знали 12 человек, при 3 с половиной миллионах жителей земли, сейчас Его знают 12 тысяч при 3,5 миллиардах. То же самое.
Когда камыш только шумит, гнутся деревья.
Я согласился бы жить на земле целую вечность, если бы прежде мне показали уголок, где не всегда есть место подвигам.
Нельзя же доверять мнению человека, который ещё не успел похмелиться!
И стоит мне прочесть хорошую книжку — я никак не могу разобраться, кто отчего пьет: низы, глядя вверх, или верхи, глядя вниз.
Кто поручится, что наше послезавтра не будет хуже нашего позавчера?
Человек не должен быть одинок — таково моё мнение. Человек должен отдавать себя людям, даже если его брать не хотят.
Совесть и вкус — это уже так много, что мозги делаются прямо излишними.
А надо Вам заметить, что гомосексуализм в нашей стране изжит хоть и окончательно, но не целиком. Вернее, целиком, но не полностью. А вернее даже так: целиком и полностью, но не окончательно. У публики ведь что сейчас на уме? Один только гомосексуализм.
Советская интеллигенция истребила русскую интеллигенцию, и она ещё претендует на какое-то наследство…
Все, что делается в России — все безвозвратно. Даже могил ничьих не найти.
Если начнутся еврейские погромы, то в знак протеста переименую себя в Венедикта Моисеевича.
В любом, даже очень хорошем театре спектакль будет хуже текста.
Я всех своих героев убиваю.
Категория: ИМЕНА | Просмотров: 635




Поблагодарите наш проект за то, что он есть!
Не стесняйтесь!
 
  
© 2007 - 2015 Сергей Каревский. PROзрение. Сайт управляется системой uCoz
Закрыть