05:41 21 ноября: три истории дружбы, любви и смерти | |
• В 1855 году встретились Лев ТОЛСТОЙ и Иван ТУРГЕНЕВ, положив начало непростой дружбе двух великих русских писателей. Именно Иван Сергеевич ввёл в круг петербургских литераторов молодого офицера Толстого. Уже тогда Тургенев, эмоциональный, вспыльчивый, субъективный, уверял всех, что Лев Николаевич со временем займёт первое место в русской литературе. А Лев Николаевич, рассудительный и склонный к порядку, был, тем не менее, в не меньшей степени восхищён творчеством Ивана Тургенева. Так и до ссоры недалеко, событие которой не заставило себя долго ждать. Будучи в гостях вместе с Толстым в поместье Фета, Тургенев взялся расхваливать английскую гувернантку его дочери, которая хотела, чтобы та брала прохудившуюся одежду у бедняков и собственноручно её чинила. На что Лев Николаевич решился возразить: «Я считаю, что разряженная девушка, держащая на коленях грязные и зловонные лохмотья, играет неискреннюю театральную сцену». «Я вас прошу этого не говорить!» — воскликнул Тургенев. «Отчего же мне не говорить того, в чём я убеждён», — настойчивым тоном отвечал Толстой. Скандал, ссора и чуть ли не дуэль. Лишь спустя 17 лет Толстой напишет Тургеневу: «Я помню, что Вам я обязан своей литературной известностью, и помню, как Вы любили и моё писанье, и меня». Тургенев ответит: «С величайшей охотой готов возобновить прежнюю дружбу!», — и поедет в Ясную Поляну… • В 1909 году (8 ноября по ст. ст.) поэт Виктор ГОФМАН пишет приятелю: «Последняя литературная новость — появилась новая поэтесса Черубина де Габриак. Кто она такая — неизвестно. Откуда появилась — тоже. Говорят, что она полуфранцуженка-полуиспанка. Но стихи пишет по-русски, сопровождая их, однако, французскими письмами. Говорят ещё, что она изумительной красоты, но никому не показывается. Стихами её теперь здесь все бредят — и больше всех Маковский. Волошин — все знает наизусть. Стихи, действительно, увлекательные, пламенные и мне тоже очень нравятся». Так начинается одна из самых занятных, громких и трагичных литературных мистификаций «Серебряного века». Через неделю во втором номере журнала «Аполлон» появится подборка стихов Черубины де Габриак. Ещё летом на даче у Волошина был придуман этот звучный псевдоним. Этим именем и будет подписываться Елизавета Ивановна Дмитриева, отправляя в редакцию «Аполлона» письма с траурной каймой, исписанные мелким почерком, с вложенными сухими цветами. Стихами забредили не только сотрудники редакции, а Маковский — тот попросту влюбился. И. Анненский успеет написать в своей последней статье (он скончается 11 декабря): «Пусть она даже мираж… я боюсь этой инфанты, этого папоротника, этой чёрной склонённой фигуры с веером около исповедальни…» Однако через год, когда Дмитриева сама уже отождествляла себя в выдуманной героиней-иноземкой, она же и неожиданно проговорилась (говорят, что под гипнозом) переводчику, сотруднику всё того же «Аполлона» И. фон Гюнтеру. Разочарованы были все — уж больно велика показалась внешне разница между фантазийной де Габриак и реальной Дмитриевой («туберкулез и костей и легких»). Оскорбительный выпад Гумилева привёл к дуэли между ним и Волошиным… Между тем Гумилёв сам не раз предлагал Дмитриевой выйти за него замуж. Ревность? Через несколько лет Елизавета Ивановна напишет Волошину: «Черубина никогда не была для меня игрой… Черубина поистине была моим рождением; увы! мертворождением». Мистификация просуществовала всего год, но это дало повод даже такой требовательной поэтессе как Марина Цветаева назвать это время «эпохой Черубины де Габриак». Следствием были разбитые сердца и совсем короткая литературная жизнь самой Елизаветы Ивановны — «я — художник умерла». После революции в Екатеринодаре совместно с Маршаком работала для детского театра. С 1922 года продолжала сотрудничать с Петроградским ТЮЗом, затем работала в Библиотеке Академии наук. За участие в Антропософском обществе в 1927 году выслана в Ташкент. Там успела написать последнюю книжку стихов от имени китайского поэта, заброшенного на чужбину, — «Домик под грушевым деревом». • 1982 — писатель Юрий КАЗАКОВ пишет Виктору КОНЕЦКОМУ из госпиталя, за неделю до смерти:
«…Давно уж я не питаю никаких иллюзий насчет воздействия слова на братьев наших, и хочется заниматься литературой ни к чему не обязывающей, — ну, о том, как, например, прощаешься с женщиной, о людской одинокости, «внезапный мрак иль что-нибудь такое…» — кто там разберет, что в жизни главнее, важно только х о р о ш о об этом писать. Ну и счастье, которого нам осталось с гулькин нос, он, м.б., и есть ощущение, что ты пишешь хорошо… … С зубами же ты напрасно мучишься: выдери все и вставь новые. Могу дать адрес, когда попадешь туда, загляни и передай от меня привет. Адрес не потеряй: Ефим Майстер, авеню Бельведер, 16, Лос-Анджелес, США. Этот Майстер делает зубы всем голливудским звездам мужского и женского пола. Будешь потом своих любовниц за коленки кусать и меня поминать. Пульс у меня последнее время 120, давление 180/110 — сегодня утром чуть сознание не потерял, говорят, спазм в мозгах, загрудинная боль схватывает раза два в день… Так что на всякий случай, прощай, друг мой, не поминай лихом. Остаюсь любящий тебя Ю. Казаков». | |
Категория: СОБЫТИЯ | Просмотров: 649 |
Поблагодарите наш проект за то, что он есть!
Не стесняйтесь!
Не стесняйтесь!