7 августа скончался Александр Блок - 7 Августа 2015

Главная » Литературный Ежедневник » » 7 августа скончался Александр Блок

04:00 7 августа скончался Александр Блок
7 августа 1813 года — Александр Пушкин завершает эпилог к поэме «Руслан и Людмила». 7 августа 1930 года — Михаил Булгаков — брату Николаю, в Загреб: «Даже в Москве какие-то сукины дети распространили слух, что будто бы я получаю 500 рублей в месяц в каждом театре. Вот уже несколько лет, как в Москве и за границей вокруг моей фамилии сплетают вымыслы. Большей частью злостные. Но ты, конечно, сам понимаешь, что черпать сведения обо мне можно только из моих писем — скудных хотя бы». 7 августа в 1921 году в 10 часов 30 минут скончался великий русский поэт Александр БЛОК. Уже несколько месяцев Блок тяжело болен. Нестерпимая боль в ногах, правой руке, боль в сердце, тяжесть в груди, лихорадка. Врачи так и не смогут поставить определённый диагноз. Лишь последнее время появились более или мене достоверные версии о каком-то вирусном заболевании сердца. Последние дни были наполнены предопределением трагической развязки. «Итак, слопала-таки поганая, гугнивая, родимая матушка Россия, как чушка своего поросёнка». Состояние здоровья поэта требовало отъезда за границу. Сначала сопротивлялся Блог, потом дело дошло до властей. Блог был согласен ехать только в Финляндию, чтобы не встречаться с «эмигрантской сволочью». Соответствующие бумаги были поданы, но кто такой Блог для советской дисциплины? Несколько раз за него ходатайствуют в высших инстанциях. В конце концов, решение принято, но слишком поздно. Оно было получено почтой на следующий день после смерти Блока. Болезнь его на медицинском языке называется эндокардит, воспаление клапанной системы сердца, а по-русски можно сказать его же словами: «Поэт умирает, потому что дышать ему больше нечем». «Покой и воля. Они необходимы поэту для освобождения гармонии. Но покой и волю тоже отнимают. Не внешний покой, а творческий. Не ребяческую волю, не свободу либеральничать, а творческую волю,- тайную свободу. И поэт умирает, потому что дышать ему больше ничем: жизнь потеряла смысл». «О назначении поэта». «Мне трудно дышать, сердце заняло полгруди». Из дневника. «Я хотел бы, ради забавы провозгласить три простых истины: Никаких особенных искусств не имеется; не следует давать имя искусства тому, что называется не так; для того чтобы создавать произведения искусства, надо уметь это делать. В этих весёлых истинах здравого смысла, перед которыми мы так грешны, можно поклясться весёлым именем Пушкина». Владимир НАБОКОВ НА СМЕРТЬ А. БЛОКА I За туманами плыли туманы, за луной расцветала луна... Воспевал он лазурные страны, где поёт неземная весна. И в туманах Прекрасная Дама проплывала, звала вдалеке, словно звон отдаленного храма, словно лунная зыбь на реке. Узнавал он её в трепетанье розоватых вечерних теней и в метелях, смятенье, молчанье чародейной отчизны своей. Он любил её гордо и нежно, к ней тянулся он, строен и строг, — но ладони её белоснежной бледный рыцарь коснуться не мог... Слишком сумрачна, слишком коварна одичалая стала земля, и, склонившись на щит лучезарный, оглянул он пустые поля. И обманут мечтой несказанной и холодною мглой окружён, он растаял, как месяц туманный, как далекий молитвенный звон. II Пушкин — радуга по всей земле, Лермонтов — путь млечный над горами, Тютчев — ключ, струящийся во мгле, Фет — румяный луч во храме. Все они, уплывшие от нас в рай, благоухающий широко, собрались, чтоб встретить в должный час душу Александра Блока. Выйдет он из спутанных цветов, из ладьи, на белые ступени… Подойдут божественных певцов взволновавшиеся тени. Пушкин — выпуклый и пышный свет, Лермонтов — в венке из звезд прекрасных, Тютчев — веющий росой, и Фет, в ризе тонкой, в розах красных. Подойдут с приветствием к нему, возликуют, брата принимая в мягкую цветную полутьму вечно дышащего мая. И войдёт таинственный их брат, перешедший вьюги и трясины, в те сады, где в зелени стоят Серафимы, как павлины. Сядет он в тени ветвей живых, в трепетно-лазоревых одеждах, запоёт о сбывшихся святых сновиденьях и надеждах. И о солнце Пушкин запоёт, Лермонтов — о звездах над горами, Тютчев — о сверканьи звонких вод, Фет — о розах в вечном храме. И средь них прославит жданный друг ширь весны нездешней, безмятежной, и такой прольется свет вокруг, будут петь они так нежно, так безмерно нежно, что и мы, в эти годы горестей и гнева, может быть, услышим из тюрьмы отзвук тайный их напева. Анна АХМАТОВА, 1946 год Он прав — опять фонарь, аптека, Нева, безмолвие, гранит… Как памятник началу века, Там этот человек стоит — Когда он Пушкинскому Дому, Прощаясь, помахал рукой И принял смертную истому Как незаслуженный покой. Андрей Белый в письме В. Ф. Ходасевичу от 9 августа 1921 г. рассказывал: «Дорогой Владислав Фелицианович, приехал лишь 8 августа из Царского [Села]: застал Ваше письмо. Отвечаю: Блока не стало. Он скончался 7 августа в 11 часов утра после сильных мучений: ему особенно плохо стало с понедельника. Умер он в полном сознании. Сегодня и завтра панихиды. Вынос тела в среду 11-го в 10 часов утра. Похороны на Смоленском кладбище. Да!.. Эта смерть для меня — роковой бой часов: чувствую, что часть меня самого ушла вместе с ним. Ведь вот: не видались, почти не говорили, а просто "бытие" Блока на физическом плане было для меня как орган зрения или слуха; это чувствую теперь. Можно и слепым прожить. Слепые или умирают или просветляются внутренно: вот и стукнуло мне его смертью: пробудись или умри: начнись или кончись. И встает: "быть или не быть". Когда, душа, просилась ты Погибнуть иль любить... И душа просит: любви или гибели; настоящей человеческой, гуманной жизни или смерти. Орангутангом душа жить не может. И смерть Блока для меня это зов "погибнуть иль лю6ить"». В дневнике Корнея Чуковского есть запись от 12 августа 1921 года: «Никогда в жизни мне не было так грустно… — грустно до самоубийства. [...] В могиле его голос, его почерк, его изумительная чистоплотность, его цветущие волосы, его знание латыни, немецкого языка, его маленькие изящные уши, его привычки, любви, "его декадентство", "его реализм", его морщины — все это под землей, в земле, земля... В его жизни не было событий. "Ездил в Bad Nauhiem". Он ничего не делал — только пел. Через него непрерывной струей шла какая-то бесконечная песня. Двадцать лет с 98 по 1918. И потом он остановился — и тотчас же стал умирать. Его песня была его жизнью. Кончилась песни, и кончился он». Спустя годы, размышляя о гибели (именно так: гибели!) Блока, Владислав Ходасевич писал: «В пушкинской своей речи, ровно за полгода до смерти, он говорил: "Покой и воля. Они необходимы поэту для освобождения гармонии. Но покой и волю тоже отнимают. Не внешний покой, а творческий. Не ребяческую волю, не свободу либеральничать, а творческую волю, — тайную свободу. И поэт умирает, потому что дышать ему больше ничем: жизнь потеряла смысл». Цветаева: из дневника. 30 августа 1921 года. «Смерть Блока. Ещё ничего не понимаю, и долго не буду понимать. Думаю: смерти никто не понимает… Удивительно не то, что он умер, а то, что он жил. Мало земных примет, мало платья. Он как-то сразу стал ликом, заживо — посмертным (в нашей любви). Ничего не оборвалось, — отделилось, весь он такое явное торжество духа, такой — воочию — дух, что удивительно, как жизнь — вообще — допустила… Смерть Блока я чувствую как вознесение… Ахматова: Не случайно Ахматова в стихотворении «А Смоленская нынче именинница…», написанном 10 августа (день похорон Блока совпал с праздником Смоленской иконы Божьей Матери), сравнила в духе народной поэзии смерть поэта с закатившимся солнцем: Принесли мы Смоленской заступнице, Принесли пресвятой Богородице На руках во гробе серебряном Наше солнце, в муке погасшее, — Александра, лебедя чистого. 7 августа 1961 года — молодой поэт Евгений Рейн привез еще более юного Иосифа Бродского в Комарово — знакомиться с Анной Ахматовой.
Категория: СОБЫТИЯ \| Просмотров: 440