Звук твоего голоса… |
| Звук твоего голоса… и мурашки по всему телу. Когда я не знал бы ни одной щекотливой ресницы, не прошёл (аки по воздуху) линии и перекрестья твоих платьев, джинсов, кофточек и тому подобное, то и тогда с одной волны, наплыва, перелива голоса я уже догадался бы, что жизнь моя кончена. Ты научила меня не любить глаголы. В них движение из пункта А в пункт Б, от одного к другому при обоюдной непостижимости цели, несовместимости равноудалённых понятий. С тобой у меня нет глаголов, нет целей. Ты пришла ниоткуда, словно из меня самого, и, в то же время ― тень от самой высокой на небе звезды, эхо музыки из случайно открытого окна, так беспощадна в своих суждениях, совсем не я. Я могу сравнить тебя только с творчеством. Земля пуста, и танки наши быстры… Прости, что увлёкся казуистикой. Дело не в этом. Дело в мурашках… это так приятно. Думать, ненавидеть, любить ― всё не то. Помнишь, какой ты была милой девчушкой в 15-ать? Ты ещё не обращала, не подмечала, только шалила вокруг себя самой, как всякая безобидная девочка. Мы сидели с твоим отцом на дачной террасе и курили какие-то завидные, со вкусом вишни сигариллы. Теперь-то я прекрасно знаю их название. Но тогда это был только вкус, приторный и нечестный по отношению к забористому табачку, как люблю я. Поодаль, практически за углом небольшого двухэтажного домика лежали надувные матрацы, где с двумя аляповатыми подругами ты отражала первое летнее солнышко. Вы вели абсолютно бессмысленный разговор и смеялись каждой фразе. «Буря в стакане», ― произносила твоя подруга, и звонкий хохот бежал эхом до соседних построек, добегал до конца поселковой улицы и возвращался обратно ничуть не запыхавшись. «… а-а-ане-е-е». «Два кольца, два конца…», ― фраза не успевала закончиться, а вы уже валились с диким ржанием на матрацы. В уголок моего зрения попадали только глянцевые икры. Я примерялся к ним засланной ощупью фавна, родившегося от прогретого воздуха, запаха вымоченной в росе травы, оговорок с подобревшим лешим, но мелкие ссадины, крючки царапушек по прозрачной мякоти не поддавались случайной фантазии, откладывались на потом. Вновь появлялась вся ты, лесная нимфа, и, не меняясь в выражениях, бросала в мою сторону безучастный, рассеянный взгляд. Я и подумать тогда не смел, что пройдёт совсем немного времени, и ты станешь частью моей мучительной жизни. А твой отец доверял мне тогда даже те беспокойства, которые ещё издали грозят столь юной леди. Он бодро утверждал… ― Убью каждого, кто подойдёт к ней до 18 лет. Я затягивался вонючей сигариллой, выпускал ровное колечко дыма и вторил … ― Ты рискуешь оказаться серийным убийцей. ― Уверен, что войду во вкус. Тут мы кряхтеньем изображали смех, не чета вашему. ― Да, дочь получилась у тебя красавица. Весь он гордился собой. Пыхтел и вытирал сальной рукой лоб, покрывающийся то и дело испариной, покрикивая в дальний угол садового участка на жену. Раньше я не замечал его толстые, словно слепленные ребёнком из пластилина, батончики пальцев. Вернувшись к вечеру в город, спонтанно и неожиданно для себя купил сигариллы. Без всякого желания их закурить. Достал из пачки одну, сунул в рот. И мне теперь же показалась забавной каждая фраза, которая щекотала ваше детское воображение. Я припомнил бы ещё парочку, но звонкие голоса, предрассудочный звон нескольких переливающихся тем любви: пам-пара-рам или трам-парара-там ― и без того кружились в моей голове. Я почувствовал, что лицо, отчасти мне уже не принадлежавшее, расплывается в дурацкой улыбке. Напротив меня кричала вывеска: «Твоё любимое мороженое». Безучастный взгляд лучший тому комментарий. Все трещинки на асфальте стали видны. Я не могу тебя ни с чем сравнить, кроме как со сквозняком. Ни с каким ветром, ни с каким солнцем, ни с чем определённым. Ты словно продул меня насквозь. Обернул чем-то мягким и тёплым, при этом оставшись у меня внутри в самих косточках, на кончиках нервов. При одной мысли о тебе я холодею и всё плотнее и плотнее закутываюсь в тебя. Так, наверное, люди замерзают в снежных пустынях, при наступлении сладких и счастливых снов. Если бы ты сравнила меня с чем-то привычным для чувств… или, скажем, ни с чем не сравнивала, как большинство современных девушек, которые и слыхом не слыхивали о сравнениях. Назвала бы меня, скажем, «мой пупсик»… что за пошлятина? Но было бы это ни столь странно, как ты называешь меня «сквозняком». Словно угадала по имени, которое я сам запамятовал, открыла самую суть. Как странно. Я стал бояться смотреть в зеркало. Особенно в темноте. Не бойся зеркал «мой пупсик» и тем более темноты. Завтра я приеду, чтобы развеять твои сомнения. Прихорашиваясь, чувствую себя солдатом, готовящимся к бою. Ничего, что мы на «ты»? И так, я настал со звука твоего голоса. Теперь я понимаю, что чувствует земля перед сокрушительным ударом стихии, когда уже полнеба занимает гроза. Почему не поют птицы, не шелохнётся ни единый листочек, откуда такая тишина. Это неизбежная гибель прошлого, о котором в последний момент не пожалеет никто, поскольку настоящее пришло иным, не принадлежащим никому. Само время разделилось на ноту «до» и ноту «после». Маэстро! Прошу вступления! Синий ветер, мерцающая полынья неба, мурашки дождя. Изображение зеркала разошлось со своим оригиналом, и не стало подлинника. Теперь только чаянье и предвкушение, молитва и расплата. Я хочу, чтобы ты обратила внимание на каждую клеточку моего прошлого, смела всё на своём пути. Чтобы не осталось ничего не освящённого первородной силой истинной любви к материи ― случайной попутчицы хаоса. Погуби меня ради своего терпения и милости, стань мной. Все эти высокопарные слова я пишу совершенно равнодушно. Вокруг всполохами проступает бесподобная, мёртвая тишина. |
| Категория: Ассоциативная логика хаоса | Просмотров: 431 | автор: Сергей Каревский |
Поблагодарите наш проект за то, что он есть!
Не стесняйтесь!
Не стесняйтесь!
