Супраментальный роман » контекст » 2011 » Декабрь » 24 » Карандаш, бумага
Карандаш, бумага
Здравствуй, Миша! Я хочу познакомить тебя с одним молодым человеком. Правда, насколько он молод, даже я не могу судить. То есть, с моим природным недостатком ― всё определять заранее и схватывать на лету всякую чушь ― в это раз миновало. Да и какие недостатки во сне…

Мы встретились в одной из многочисленных комнат «литеранов», чей лабиринт признан европейцами самым запутанным. Не случайно тут селятся в основном жулики и художники, объявившие себя гениями.

Маленький городок, почти лишённый местности. Узкие проулки, подвалы кафе, запятые площадей. Соратников влекут сюда мифы о самовыражении и шило в известном месте холста. Но кроме окна с водопадом сквозняков, стола и нескольких скрипучих стульев (основная прелесть) вряд ли найдёшь в этом захолустье что получше. Это моё частное мнение.

История лабиринта началась с лета 1908 года. О чём свидетельствует запись Александра Блока. Во всяком случае, это первая заметка подобного рода о переселении профессии.

«За городом вырос пустынный квартал // На почве болотной и зыбкой. // Там жили поэты, — и каждый встречал // Другого надменной улыбкой». Но это так, кстати сказано…

― Мне нужно с вами поговорить, ― сказал вошедший настолько просто, что я без удивления взглянул на его полинявший свитер (и это при резко упавшей до нуля температуре за окном) и потёртые джинсы.

― О чём?

Время за полночь. И говорить не хотелось даже с незнакомцем. Куда приятнее в таком узком пространстве помолчать с незнакомкой. Но…

― Мне надо передать вашему другу послание.

Он встряхнул головой, как поступали молодые люди в стародавние советские времена, стряхивая (или наоборот подбирая) чёлку со лба.

― У меня здесь нет друзей.

― А я и не имею в виду «здесь».

― Вы говорите загадками? (Вопрос. Как импровизатор я вскинул бровь.) Я не припомню, чтобы у меня были друзья ни «там», ни «здесь». И кроме этой комнаты в моей жизни ничего нет.

― У вас и жизни-то нет, на крайний случай.

― Крайний, бескрайний ― какая разница?

― Не перебивайте, это ведь только сон.

― Хорошо. Но как я догадаюсь, кто этот неведомый друг?

Слова там появляются из сквозняков. Порой даже без всякого смысла. И надо обходиться меньшим, если вообще собираешься поймать хоть какую-то мысль.

― Когда проснётесь, вспомните.

Он достал мятый клочок бумаги, по-моему, из заднего кармана джинсов. Присев на краешек стула, который заскрипел прелестно, настороженно развернул его.

― Я записал заранее. Но поскольку здесь с передачей предметов всегда была напряжёнка, то постарайтесь просто запомнить ощущения.

Я почувствовал себя уязвлённым, а в следующий момент ― неудачником. Я сразу понял, что никогда не поступал так, как хотелось именно мне, а постоянно шёл на компромисс с чужой волей. Отчего направление движения моей жизни больше напоминает ломаную линию, где каждый отрезок означает время передышки в принятии того или иного решения. У меня выработалось устойчивое отвращения к решениям как таковы: в личном плане, ментальном. Это всегда заканчивается бодрой подтасовкой, подменой понятий ― что всё хорошо, а если что пойдёт не так, то можно отыграть обратно. На самом деле, я болен ложным смирением, терпимостью к ближнему. Я всегда такой милый, когда вынужден поступать не по-своему.

Зато будущие неудачи не так опасны, не столь болезненны, не так однозначны. Их навязали мне. Что не предпринимай, если это закончится не в мою пользу, то можно просто развернуться и пойти в другую сторону. Боже, как я ненавижу себя за возможность улизнуть всякий раз, когда не должно было оставаться ни единого шанса. А столько раз я думал о самоубийстве именно как художник?

А может быть, именно поэтому все мои начинания заканчиваются резиновой, тягучей, вязкой, непроницаемой стеной, никуда не ведущей метафорой. От которой есть только одна возможность избавиться ― это бежать… снова избежать подлинности.

Я опять куда-то тороплюсь, в спешке завязываю шнурки на ботинках. Как всегда опаздываю. Это моё постоянное состояние-отставание. К тому же один из шнурков предательски рвётся. Кажется, я повенчан с неудачей. Пока я связываю две несчастные половинки, успеваю сказать себе всё, что думаю. Оказывается, это не так уж и много. Сбегаю по лестнице, выскакиваю на улицу…

В этот момент прямо перед моим носом падает что-то тяжёлое. Выйди я на несколько секунд раньше, попало бы по башке. Смотрю под ноги и вижу цельный батон хлеба. Вспоминаю, что где-то наверху живёт алкоголик, с пристрастием любящий кормить голубей. Таким батоном с такой высоты могло бы и убить.

Мурашки по всей спине. И если бы не разорвавшийся от чахлости шнурок, то успел бы как раз вовремя.

Я рисую моего собеседника. Не знаю, сколько прошло времени. Насколько мой рисунок ― подлинник. Насколько он похож на себя самого. Сколько времени прошло. И твоё знакомство с этим героем может быть только шапочно. Только… если ты сам не обитатель лабиринта.

Он живёт в мире, в котором время ещё более относительно, чем воспринимаемо. Сколько раз мы виделись, сколько раз разговаривали по душам? Если быть объективным ― то по пальцам можно пересчитать. Мне нисколько не мешает. Ничто не может помешать, заниматься делом. Эта жизнь ничему не может помешать.


Категория: контекст | Просмотров: 728 | автор: Сергей Каревский




Поблагодарите наш проект за то, что он есть!
Не стесняйтесь!
 
  
© 2007 - 2015 Сергей Каревский. PROзрение. Сайт управляется системой uCoz
Закрыть